Книга вторая. Глава первая. Софи


"Готовая жить заново"


           Мама аккуратно складывает мои вещи в сумку, когда я в последний раз решаю посмотреть из окна своей палаты. Оно выходит на улицу к самому входу в здание больницы. Каждый день, поутру, на протяжении этой долгой недели я подхожу к одному и тому же окну и с замиранием сердца предвкушаю момент, когда увижу идеальный силуэт и твердую походку самого любимого мне человека на свете. Он приходит ежедневно, в одно и то же время, как только открываются двери больницы для посещения, и проводит отведенные часы рядом со мной, развлекая меня, насыщая мою жизнь красками и заставляя сердце согреваться от того, что я ему не безразлична. Когда я с ним, то забываю о всех проблемах и тревогах, о разочаровании родителей, о перешептываниях за спиной, об обиженных друзьях, о предстоящей унизительной психотерапии, о всех последствиях, что ожидают меня после выписки. Когда он с теплотой смотрит на меня своими необыкновенно-глубокими глазами с угольной сердцевиной, ласково прикасается обжигающими ладонями к моему лицу и нежно произносит мое имя соблазнительными губами я не могу думать ни о чем, ни о чем, кроме одного: что однажды это непременно закончится, и я снова останусь с разбитым сердцем, погруженная в свое одиночество. Это чувство не покидает меня, как бы я ни старалась спрятать его в глубинах своей расколовшейся души. Мое сердце и разум полностью заполнились этим невероятным парнем, я завишу от него, завишу от Вика Киливского. И я ужасно боюсь, что он снова меня покинет. Мои руки холодеют от таких мыслей и холодеют они довольно часто. Мне снятся жуткие вещи, о которых я никому не могу рассказать, так как моей задачей номер один теперь является убедить всех в своем здоровье, моральном и физическом, чтобы надо мной перестали трястись и полагать, что я могу что-то с собой сделать. Но эти сны меня тревожат, они напоминают мне о пережитой боли и о том, что что-то или кто-то может снова забрать у меня Вика. Теперь в моих снах все чаще стал появляться таинственный незнакомец, следивший за мной через окна и спасший однажды от падения в люк. Иногда я даже могу почувствовать прикосновение его сильных рук на своей коже, и это пугает меня до жути.
Я очень благодарна Кати и Вику, что они все дни этой долгой недели проводили со мной, с ними мне намного спокойнее, чем одной или с родителями, которые после маминого приезда постоянно ссорятся. Кати обычно заезжает ко мне после уроков на несколько часов, а Вик проводит все время, что отведено посетителям. Мне не нравится, что он пропустил из-за меня много занятий, но сказать ему ходить в гимназию, вместо больницы у меня язык не поворачивается. Пусть мое желание эгоистично, но я хотела бы, чтобы Вик был рядом со мной всегда.
Каждый день на протяжении недели Вик приходил ко мне в палату, принося при этом всякие журналы, книжки, какие-то сладости и в обязательном порядке алые розы на высокой ножке. Медсестра, менявшая воду в цветах, при виде Вика со странной улыбкой косилась в мою сторону, и сразу спешила деликатно удалиться. Она вроде бы ничего, мы даже с ней подружились. Вик ей нравится, в отличие от моей мамы. Та невзлюбила его с первой же секунды знакомства, а может и задолго до этого. Мама считает его виновным во всем, что со мной произошло, и хотела даже запретить нам общаться, но я жестко дала ей понять, что это ни к чему хорошему не приведет и, так или иначе, мы найдем с ним способ видеться. Потому она решила на какое-то время ограничиться контролем наших встреч и всем своим видом пытается показать Вику, что он попал в ее «черный список» вслед за моим папой. Того она винит, что он «не уследил за мной, на все смотрел сквозь пальцы и не предпринял никаких мер, чтобы вывести меня из депрессивного состояния». Они уже не раз поссорились на эту тему и сейчас, при выписке из больницы, папа решил оградить меня от нервного напряжения и предоставил право забрать меня маме. Вик тоже хотел при этом присутствовать и каким-то образом даже убедил мою маму отвезти нас домой на своей машине.
            Наконец я замечаю у входа знакомую фигуру, мое сердце начинает биться чаще, и я несусь к зеркалу в очередной раз убедиться, что выгляжу нормально и у меня здоровый цвет лица. Как я не пытаюсь внушить Вику, что со мной уже все в порядке, и я чувствую себя как раньше, он уклоняется от разговоров и моих вопросов о том, почему он меня избегал. Он считает, что я еще не готова услышать его объяснение. Конечно, меня это жутко бесит, но Вик рядом и проявляет еще большую заботу и теплоту по отношению ко мне, чем прежде, что сглаживает все мои переживания. Единственное, что мне нужно - чтобы он был рядом, и он рядом. Тем не менее, я не оставляю попыток уверить его в своем прекрасном самочувствии. И сейчас, когда Вик должен вскоре войти в мою палату, я в очередной раз наношу слой персиковых румян на щеки. Мой вид просто кричит о здоровье!
            - Софи, прекрати прихорашиваться, - настоятельно наказывает мама. – Этот парень не заслуживает твоего внимания.
            - Мам, не начинай, - закатываю глаза я.
            - Что не начинай? – хмурится она. – Я говорю, как есть. Мне не нравится, что он ходит сюда, крутится вокруг тебя, как шмель над цветком. Раньше нужно было стараться, а не сейчас.
            Я недовольно вздыхаю и отхожу от зеркала.
            - Ты же ничего не знаешь.
- Результат говорит сам за себя, моя дорогая. Ты оказалась в больнице на грани жизни и смерти, и я уверена, что это его рук дело, - убежденная в своей правоте, причитает она. – И чего он теперь сюда приходит?
            - Ты как всегда преувеличиваешь, - возражаю я, отмечая про себя, что лучше бы мама не приезжала вовсе.
            - Доброе утро, - эти два слова словно рассекают пространство вокруг меня.           
Я моментально оборачиваюсь к двери, и комната вновь наполняется теплом. Для меня всегда все меняется, лишь стоит появиться Вику. В утреннем свете идеально-гармоничные черты его лица выдают накопленную усталость, но глаза все также обжигают и ловят малейшее мое движение. Вик делает несколько шагов мне навстречу, протягивая букет нежных кустовых роз. Я собираюсь было кинуться к нему на шею, но вспоминаю о маме и сдерживаю свой порыв, скромно приобнимая его, словно друга. Правда, вдохнуть аромат его кожи мне все же удается. Он такой приятный, что мне стоит больших усилий отдалиться от его обладателя. По спине пробегают знакомые мурашки, и я расплываюсь в широкой улыбке. Задерживаю взгляд на его глазах, и совсем уже не против желания своего сердца вырваться из груди, только бы он продолжал смотреть на меня вот так, горячо и преданно.
            - Ты вовремя, - тихо произношу я. – Я так рада тебя видеть.
            - А я тебя, - изучающее рассматривает мое лицо он. - Как ты себя чувствуешь?
            - Отлично.
            - Это что, румяна? – слегка касаясь моей щеки, спрашивает Вик.
            - Нет, это… Это… нет, - неправдоподобно лгу я, а потом резко поворачиваюсь к маме, чтобы не развивать тему. – Мам, ты готова? Нам уже пора ехать.
            - Да, я готова, возьми свою куртку, - подходит она и вручает мне пуховую куртку.
       - Здравствуйте, Элеонора Кирилловна, - обращается к ней Вик. – Все в порядке, все документы оформили?
            - Да, - сухо отвечает она и покидает палату.
           - Прости ее, Вик, - поправляя воротник его серой рубашки, виновато произношу я. – Она бывает очень эмоциональна, а потому и несколько груба с людьми.
            - Я ее прекрасно понимаю, ей есть за что на меня сердиться.
- Ты не должен так думать, это все я.
- Не переживай об этом, Софи, - прерывает он мою очередную речь о собственном бессилии.
            Вик поднимает руки и нежно заключает мои кисти в свои горячие ладони. Приятное тепло распространяется по моему телу и бабочки начинают порхать в животе. Я приподнимаюсь на носочках, чтобы поцеловать самые пленительные губы на свете, но Вик отстраняется, лишая меня этой возможности.
            - Не будем заставлять твою маму ждать.
          Что с ним такое? Неужели он не соскучился по мне так же сильно, как я? Я силюсь скрыть свое разочарование и разрешаю ему помочь надеть мне куртку. Затем он выводит меня из палаты, придерживая за руку, и мы молча направляемся к лифту через длинный коридор. Может, он чем-то расстроен?
Я прощаюсь со всем персоналом, который так хорошо обо мне заботился в течение моего пребывания здесь, и с облегчением покидаю стены больницы. Не хотела бы когда-нибудь еще раз сюда попасть. Вик засовывает мои вещи в багажник и галантно открывает переднюю дверь автомобиля маме, а заднюю мне. Мама ненавидит сидеть на заднем сидении, ей всегда нужно контролировать дорогу, так что я не возражаю.
Мы добираемся до дома минут за двадцать, но мне кажется, что прошла целая вечность. Всю дорогу мы едем в тишине. Я не хотела разговаривать с Виком при маме, она предпочла молчать, чтобы не сказать очередную грубость, а Вик, чувствуя ее негатив, решил лишний раз не давать ей повода для гневных упреков. У нашего дома мама быстро покидает машину, даже не сказав «спасибо» и не попрощавшись с моим парнем, чем еще больше меня расстраивает. Вот, зачем ей так постоянно делать?
        - Может, зайдешь? Я приготовлю для тебя вкусный чай, - после долгого объятия предлагаю я Вику.
            - Не думаю, что это хорошая идея, - поджав губы, отвечает он.
            - Ну, пожалуйста, - жалобно смотрю из-под ресниц я. – Ненадолго, честно.
            - Может быть, завтра? Отдохни сегодня, побудь с семьей.
         - Да какая это семья? Они, как только видят друг друга, начинают спорить, не переставая. Хорошо хоть мама уезжает на ночь в свою гостиницу, а то я бы в эту квартиру ни за что не вернулась.
            Я уже предвкушаю сегодняшний «тихий» вечерок за ужином в компании своих мамы и папы.
            - Тем не менее, это – твои родители, - настаивает Вик.  - Ты редко видишь маму, уверен, вам есть о чем поговорить, не хочу отнимать у тебя это время.
- Вик.
            - Софи, правда, так будет лучше, - заключая мое лицо в ладони, убеждает он. – А завтра я обещаю, мы устроим чаепитие.
            Он улыбается моей любимой улыбкой, и я не могу даже изобразить подобие обиды. Я улыбаюсь в ответ, но мне все равно грустно от того, что Вик собирается уезжать.
            - Хорошо, но тебе придется выпить двойную порцию.
            - Непременно.
            - Ты в порядке? – наконец решаюсь спросить я то, что не давало мне покоя всю дорогу.
            - Да.   
Я на подсознательном уровне чувствую, что это не так, но не хочу на него давить. Я и без того, наверно, со стороны выгляжу чрезмерно мнительной. Не хочу, чтобы мои расспросы его оттолкнули. Может, это как-то связано с причинами нашего расставания? Может, он снова хочет со мной расстаться? Нет, нужно выбросить эти мысли из своей головы. Я должна ему доверять и дождаться, когда он сам со мной поделится тем, что его тревожит. Пока пусть просто знает, что я заметила перемену в его настроении. Да, я так и поступлю. Никаких расспросов, Софи.
            - Почему ты спрашиваешь? – сосредоточенно смотрит на меня Вик.
            Ну вот.
            - Просто мне показалось… - неуверенно начинаю я. – В больнице ты даже не поцеловал меня и сейчас ты уезжаешь и…
            Вик одним движением пересекает разделяющее нас небольшое расстояние и накрывает мои губы своими. Я чувствую его сладость, чувствую, как он скучал, и едва сдерживаю стон блаженства, готовый вот-вот сорваться с моих губ. Он проводит рукой от моего затылка к шее, сильнее прижимая мое тело к себе. Если так будет продолжаться, я не ручаюсь, что устою на ногах, мои колени уже норовят подкоситься.  
            - Софи! – слышу я где-то позади себя.
            Вик отстраняется и выпускает меня их своих объятий. Черт, мама, как же ты всегда не во время!
– Софи, я жду тебя, поднимайся быстрее! – кричит мама из окна нашей квартиры, в которую уже так быстро успела попасть.
            - Одну минуту! – повернувшись к ней, раздраженно бросаю я.
            - Она уже давно прошла!
            Она определенно хочет вывести меня из себя. К ее же несчастью у нее это прекрасно получается.
- Я позвоню тебе вечером, - ласково проводит рукой по моим волосам Вик, переключая мое внимание на себя.
         - Хорошо. Буду ждать твоего звонка, - грустно улыбаюсь я и дожидаюсь, когда он обойдет свою машину и скроется в салоне.
          Скрипя сердцем, я отрываю ступни от асфальта, поворачиваюсь и иду к дому.  Несколько раз я все же оборачиваюсь, чтобы помахать Вику. Он машет в ответ и удаляется, смешиваясь с потоком других машин. Ненавижу такие моменты, ненавижу, что нам приходится расставаться из-за каких-то внешних обстоятельств.
***
           Оказавшись в квартире, я сразу замечаю произошедшие изменения: подставка под обувь в прихожей стоит у другой стены, перед дверью лежит новый коврик, стикеры с напоминаниями, которые мы с папой любим оставлять друг другу на зеркале при входе, все сняты. И вообще, в квартире пахнет не по-домашнему, приятными дорогими духами и каким-то томатным соусом, но не по-домашнему. Я раздеваюсь, прохожу внутрь и застаю маму на кухне за приготовлением завтрака.
            - Это ты все переделала? - интересуюсь я.
            - О чем ты? – крутясь у плиты, спрашивает она.
            - Я про прихожую. Зачем ты сняла наши стикеры?
           - Они же пачкали зеркало и закрывали отражение, - словно я сморозила ерунду, отвечает она. – Им там не место.
            - А это что такое? – замечаю я разложенные на обеденном столе широкие пластиковые подставки под блюда с изображением «Биг Бэна».
            - Так не портится покрытие стола и вид лучше, - поясняет между делом мама.
            - Не нужно ничего менять в нашей квартире! – начинаю вскипать я. – Если бы я хотела, чтобы у нас лежали на столе подставки, я бы купила их и разложила сама. Ты постоянно так делаешь! Приезжаешь и переставляешь все, как тебе угодно, привозишь всякие ненужные вещицы, наподобие этих подставок.
Срываю со стола ненавистное мне изображение «Биг Бэна» и трясу в воздухе.
            - Что ты пристала к этим подставкам? – обернувшись, недовольно смотрит она.
            - Да дело не в подставках!
            Я швыряю их обратно на стол.
            - Тогда в чем же дело?
Мама разворачивается ко мне всем корпусом и упирается руками в бока, словно собираясь меня отчитывать. Я знаю эту позу, но в этот раз я не стану отступать.
            - В том, что это не твой дом! – бросаю я. – Ты не можешь, появляясь раз в год, брать и переставлять все по-своему.
            - Софи, - неожиданно опускает руки она, - я лишь хочу, чтобы тебе было уютно. Эта квартира похожа на жилье холостяка-отшельника.
            - Ох, мама, перестань! У нас нормальная квартира, меня все устраивает. Не нужно таким образом избавляться от своего чувства вины.
 Я ощущаю, как начинаю поддаваться эмоциям. Лучше нам прекратить этот разговор, иначе я наговорю много чего нелицеприятного. Поворачиваюсь и направляюсь в свою комнату, но не дохожу и до середины коридора, как цепкая рука мамы меня останавливает.
            - Какое еще чувство вины? - с раздражением спрашивает она.
            Что ж, я пыталась уйти от этого разговора.
- За то, что развелась с папой и уехала, – отвечаю я. – Тебе же было совершенно наплевать, как это отразится на моей жизни и жизни Вани. Ты всегда думаешь только о своих проблемах! Ты бросила меня здесь, а теперь пытаешься строить из себя заботливую мать, расставляя эти нелепые подставки, вазочки, коврики якобы для моего удобства!
            - Софи, я тебя не бросала, – на ее лице написано глубокое замешательство. – Ты же сама не захотела переезжать в Лондон.
            - Этим ты себя оправдываешь? – язвительно произношу я.
            Пожалуй, мне следует остановиться, но я уже не могу. Мне так и хочется высказать все, что у меня накипело за эти годы.
        - Софи, не смей так со мной разговаривать! Твой отец совсем тебя распустил, – недовольно качает головой она.
            - Не приплетай сюда папу, пожалуйста. Он и так повинен у тебя во всех возможных и невозможных грехах.
            - Если бы он лучше за тобой следил, - начинает старую песню она. – Я бы на его месте не допустила, чтобы ты попала в больницу.
            - Да, возможно. Только мы об этом уже не узнаем, ты не можешь быть на его месте, так как тебя никогда нет рядом. Тебя не было, когда ты была нужна и сейчас тебя все равно, что нет! И все же ты продолжаешь бесцеремонно вмешиваться в мою жизнь, считая, что имеешь на это полное право, хотя ничего не знаешь ни о том, как я живу и какие у меня проблемы!
            На этих словах я резко вырываю свою руку и бегу в спальню. Мама направляется за мной, но я успеваю захлопнуть дверь и закрыть ее на ключ.
            - Софи! – тарабанит в дверь она. – Открой дверь, мы еще не закончили! Ты не можешь говорить мне такие вещи, а затем уходить.
            Я игнорирую ее слова и опускаюсь по дверному полотну на пол. Лицо ужасно горит, трясущимися ладонями я убираю с лица волосы. Я в гневе, но уже чувствую укор совести за сказанное.
            - Софи, открой дверь! – требует мама, дергая дверную ручку. – Открой дверь, и мы с тобой спокойно обо всем поговорим.
            - Я не хочу ни о чем больше разговаривать, – переползая от двери к кровати, отвечаю я. – Оставь меня в покое!
            - Софи, нам нужно это обсудить. Впусти меня.
            - Я хочу побыть одна, - с расстановкой произношу я.
            На самом деле мне просто стыдно смотреть ей в глаза. Знаю, что поддавшись эмоциям, наговорила ей обидных вещей, чтобы она почувствовала боль, которую когда-то чувствовала я, и от этого мне еще хуже. Глаза начинает щипать, и слезы скатываются по моим щекам.
            - Ладно, - наконец сдается она. – Поговорим, когда ты успокоишься.
            Я забираюсь на кровать и зарываюсь лицом в подушку. Интересно я могу пролежать здесь, за закрытой дверью, до отъезда мамы в Англию?
Проплакав в подушку полчаса, я наконец засыпаю и все чувства ненадолго притупляются.
***
            Открыв глаза, я понимаю, что прошло довольно много времени, так как едва могу рассмотреть очертания своей вытянутой руки. Приподнимаюсь на локтях, достаю из кармана телефон и проверяю, не звонил ли Вик. Новых звонков нет, но есть несколько сообщений. Это смс от Кати. Читаю и кладу телефон на тумбочку, собираясь ответить ей чуть позже. Мне срочно нужно найти какие-нибудь таблетки от головной боли, а еще я умираю, как хочу пить. Врач сказал, что мне нужно выпивать как минимум два литра воды в день, а я за сегодня выпила только стакан сока перед выпиской из больницы. Уверена, папа меня отчитает, если узнает. Я ведь еще и не ела, а он обещал лично следить за тем, как я питаюсь.
Собираюсь уже покинуть комнату, но меня останавливает звонок мобильника. Должно быть, это Вик. Сейчас вечер, и он обещал позвонить. Быстро подбегаю к телефону и подношу динамик к уху.
            - Привет, ты как? – спрашивает Кати. – Видела, ты прочла мои сообщения.
            Я расслабленно опускаюсь на кровать и поджимаю под себя ноги.
       - Привет, я только проснулась, собиралась тебе ответить, но решила сначала найти таблетку от головы, - извиняюсь я.
            - Ты нормально себя чувствуешь? Хорошо поела? – обеспокоенно спрашивает она.
            - Да, - вру я.
            В последнее время я часто стала обманывать людей. Мне это не нравится, но с каждым разом у меня получается все убедительней. Пожалуй, ложь – дело практики.
            - Ну и что, ты приняла таблетку? Полегчало?
            - Нет, я как раз собиралась за ней идти.
            - Ааа, ну не буду тебя отвлекать, позвони мне потом.
            - Подожди, Кати, - прошу я. – Мне нужен твой совет.
            - Да? – я слышу радость в ее голосе.
           - Я поругалась сегодня с мамой, наговорила ей много неприятных вещей, за которые мне теперь ужасно стыдно, - признаюсь я.
            - Ох, Софи. А что она?
        - Не знаю, хотела со мной поговорить, но я заперлась в своей комнате и разговор не состоялся.
            - Вы поссорились из-за Вика?
            - Нет, - отвечаю я, а потом добавляю: – Не знаю, может и из-за него. Она с самого утра меня провоцировала. Вела себя с ним просто отвратительно, ты бы видела! А потом я зашла домой и обнаружила все эти ее коврики, подставки и прочую фигню из Лондона и меня переклинило.
            - Она опять обставила вашу квартиру? – понимающе вздыхает в трубку подруга.
            - Да. Понимаешь, ничего не меняется, – снова раздражаюсь я.
            - Если захочешь снова все выбросить, предупреди меня, я, может, что-нибудь заберу в подарок для двоюродной сестры.
            - Кати, я серьезно, - хмурюсь я, хоть она и не видит.
            - Ладно, прости. Хотела слегка разрядить обстановку, - виновато произносит она. – Тебе необходимо немного расслабиться, ты в постоянном напряжении.
            - Я не могу расслабиться.
            - Ты говорила об этом с врачом? – тихо спрашивает она, словно осторожничает.
            - Кати, речь сейчас не об этом, - меняю тему я.
            Меньше всего мне сейчас хочется обсуждать то, почему мне нужно говорить с врачом.
            - Хорошо. Но ты всегда можешь поговорить «об этом», - выделяет слова Кати, словно это большой секрет, - со мной.
            - Вообще-то мы и так сейчас с тобой разговариваем, - отшучиваюсь я.
            - Ты знаешь, что я имею в виду.
            Я чувствую, как она сердится. Да, я бы тоже на нее сердилась, если бы она вела себя со мной так же, как я вела себя с ней на протяжении месяца.
            - Да, да, я все поняла, - зачем-то киваю я. - Так что мне делать с мамой?
          - Ну, извинись и скажи, что во всем виноваты подростковые гормоны, - отвечает подруга.
             Она вообще меня слушала? Или это я так плохо объясняю?
         - Нет, обычные извинения тут не прокатят. Я сильно ее обидела, сказала, что она виновата в разводе с папой, что она бросила меня и не имеет права вмешиваться в мою жизнь, так как вообще ничего не знает ни обо мне, ни о моих проблемах, что думает только о себе и делает что-то для меня, лишь бы заглушить свое чувство вины. В общем, выставила все так, будто она плохая мать, но на самом деле я так не думаю, и ты об этом знаешь, - уныло проговариваю я.
            - Да уж, Софи. Видимо, ты была очень зла, раз сказала такое.
            - Так и было.
        - А на самом деле, ты до сих пор обижена на нее за то, что она уехала в Лондон? – спрашивает вдруг подруга.
            - Не знаю, - признаюсь я.
            - Не хотелось бы думать, что жизнь в Калининграде тебе не по вкусу. Ведь если бы твои родители не развелись, вам пришлось бы надолго остаться в Корее, твоего папу же собирались повысить. А так как произошли все эти события, и ты выбрала жить с папой, вы вернулись в Калининград, ты продолжила учиться в нашей школе, мы не потеряли друг друга, а потом ты встретила Вика, - соединяет все события в одну цепочку Кати. - Разве ты хотела бы изменить все эти вещи?
            - Нет, конечно, нет, - убежденно заявляю я.
         - Тогда за что ты злишься на свою маму? Откуда ты знаешь, что твоя жизнь была бы лучше, если бы она не уехала?
            - Не знаю, просто мне всегда так казалось. Я была маленькой девочкой и когда мы все были одной семьей, я чувствовала, что все хорошо и мне не нужно было задумываться о том, почему грустит папа, и почему на моих выступлениях нет мамы. После их развода я словно раздвоилась, мне приходилось переживать о таких вещах, о которых дети в моем возрасте переживать не должны. А причиной всему стал развод и отъезд мамы. И в этом виновата она.
            - В этом виноваты оба твоих родителя, Софи, - перебивает меня подруга. – Твой папа никогда не задумывался о том, чего хочет твоя мама, а она ведь чего-то хотела. И я уважаю ее за то, что она не испугалась и решила отстаивать свое право быть той, кем  она желает. Мир не всегда крутится вокруг нас, Софи, в мире есть и другие люди и у них тоже есть желания, мечты, также как и у нас. Твоя мама сейчас счастлива – она известная художница, занимается тем, что приносит ей удовлетворение и доход, ее ценят. Ты должна за нее порадоваться. Никто не даст тебе гарантию того, что если бы твои родители не развелись, то они были бы счастливы или вы с Ваней выросли бы без каких-либо душевных травм. Может, все было бы намного хуже, чем сейчас, ты же этого не можешь знать. Прости, но я рада, что все сложилось так, как сложилось, и у меня есть ты – самый дорогой мне на свете человек. Не знаю, что бы я без тебя делала.
           От такой трогательной речи Кати я даже прослезилась. Никогда раньше не задумывалась о своей жизни в таком ключе. Она права, я не могу знать какой была бы моя жизнь, если бы родители остались вместе и мама бы не переехала в Лондон. Скорее всего, мы бы обосновались в Корее, папа бы не отказался ради моего воспитания от высшей по рангу должности, возможно, через пару лет мы переехали бы еще в какую-нибудь страну, я бы так сильно не сдружилась с Кати, не встретила Вика. Боже, я бы не встретила Вика! От этой мысли у меня начинают потеть ладошки. Нет, лучше пусть все остается так, как сейчас. Я не хочу ничего менять из своего прошлого и настоящего.
            - Как тебе всегда удается видеть в моей жизни то, чего я сама не замечаю? – удивляюсь я, вытирая влажные глаза.
            - Мэг, просто я тебя хорошо знаю, да и со стороны виднее, - отвечает подруга, и я слышу, как она шмыгает носом.
            - А разве не Стас – самый дорогой тебе на свете человек? – теперь я пытаюсь разрядить обстановку.
            - Стас – второй самый дорогой мне на свете человек, - не задумываясь, отвечает она. – А ты всегда будешь первым.
            Не уверена, что скажу также про нее и Вика, если она вдруг спросит и молюсь, чтобы она не спросила. Кати на самом деле занимает в моей жизни важное место, и порядок тут совсем не важен.
           - Не знаю, чтобы я без тебя делала, - признаюсь я. – Прости меня еще раз за то, что избегала тебя, когда все в моей жизни пошло наперекосяк. Я не должна была так поступать.
            - Проехали, подруга. Но больше не смей никогда так себя вести, - предупреждает она. – Ты же знаешь, какая я впечатлительная.
            - Прости, - выдавливаю снова я.
            - Ладно, оставь немного извинений для мамы, я уже получила свою порцию, - хихикает Кати.
            - Не знаю, что ей сказать.
            - Уверена, слова найдутся. Просто говори, что чувствуешь. Напиши мне потом, как все прошло.
            - Хорошо. Спасибо тебе.
            - Обращайся, - ее голос приобретает прежнюю легкость. – До связи.
            - До связи, - кладу трубку я.
      Головная боль к этому моменту уже немного стихла. Может, мне стоит почаще разговаривать с Кати и никакие таблетки не понадобятся? Кладу телефон на тумбочку и направляюсь на кухню за стаканом воды. Дойдя до середины коридора, начинаю улавливать чьи-то тихие голоса. Похоже, это мои родители. Останавливаюсь и прислушиваюсь.
            - Андрей, я этого не понимаю. Она стала совсем другая, - тихо произносит мама.
            - Нора, наша дочь все та же, просто у нее сейчас такой период. У Вани он тоже был, все подростки через это проходят, - убеждает ее папа в той же манере.
         - Она так на меня обижена. Слышал бы ты, что она мне тут наговорила, - вздыхает печально мама.
           От ее расстроенного голоса у меня в груди все сжимается. Конечно, мои слова ее ранили. Я должна перед ней извиниться, но прямо сейчас еще не готова. Мне нужно собраться с мыслями, застать ее одну, не хочу еще больше пасть в глазах папы. Для него я всегда была ангелом, а тут одно за другим и ничего хорошего. Жажда может подождать. Возвращаюсь в свою комнату, достаю пижаму и чистое белье и иду в ванную. Надеюсь, теплый душ заставит меня чуть-чуть расслабиться. Но стоя под струей воды, мои мысли от предстоящего разговора с мамой медленно перетекают в мысли о Вике. Я до сих пор волнуюсь, вернется ли он каждый раз, когда прощается. Я не могу потерять его снова, я просто не выдержу этого. Я должна приложить все свои силы и все возможное, чтобы удержать Вика. Он утверждает, что любит меня, но тем не менее, это не помешало ему расстаться со мной дважды. И я до сих пор не знаю причин. Это должно быть что-то действительно серьезное, иначе Вик не поступил бы так жестоко со мной. Я даже не могу вспоминать о той боли, что мне пришлось пережить за последний месяц. Никому бы такого не пожелала. Правда, сейчас, кажется, все налаживается. Вик рядом, пусть не каждую секунду, но рядом и это немного меня обнадеживает. Да, я сделаю все, чтобы быть с ним и чтобы там ни мешало нашему счастью – мы это преодолеем. Я так сильно его люблю, и он меня любит. Разве может быть что-то важнее этого?
Душ явно мне не помогает разобраться со своими тараканами в голове. Выхожу из ванной и, пересекая коридор, снова оказываюсь в своей комнате. Беру мобильник и в очередной раз проверяю пропущенные звонки. Пропущенных вызовов нет. Время почти девять, я не видела Вика около 11 часов, а мне кажется, что целую вечность. Я не хочу быть назойливой и сумасшедшей подружкой, которая достает своего парня каждый час расспросами, как он и чем занят, но не могу ничего с собой поделать, и решаю сама ему позвонить. Уже держу палец над экраном с его именем, как последним усилием воли все же его убираю и швыряю телефон на кровать. Он ведь обещал позвонить вечером, а сейчас уже 21.01! Это ведь считается ночью. Интересно, он чем-то занят или просто забыл о своем обещании? Я так мало знаю о Вике, если задуматься я практически ничего о нем не знаю. Чем он занимается после школьных занятий? Как проводит свое свободное время? Есть ли у него хобби? Изучение ночного неба в ясную погоду - это, пожалуй,  все, что я знаю о его увлечениях. Может, позвонить Стасу? Нет, так я определенно встану на путь назойливой подружки с параноидальными мыслями в голове. Мне нужно чем-то себя отвлечь, занять голову, чтобы не думать постоянно о Вике. Учеба. Наверно, мне стоит заняться учебой, я так много пропустила. Хоть Вик и помогал мне наверстывать пропущенные темы по предметам, пока я лежала в больнице, все равно осталось еще много того, что я должна изучить. Вик… он был таким внимательным всю эту неделю. Так, я не должна о нем думать! Не думать о Вике, не думать о Вике, не думать.
Сажусь на кровать с учебником по русскому языку в руках и только дохожу до нужного параграфа, как в мою дверь негромко стучат, а затем она открывается. На пороге появляется мама. Видимо, оттянуть разговор больше не получится.
- Я принесла тебе ужин, ты сегодня совсем не ела, - говорит она, проходя в мою спальню с подносом в руках.
- Не обязательно было приносить мне еду в комнату, я же не болею, - отвечаю я, стараясь не смотреть ей в глаза.
Тру пальцы своих рук, раздумывая над тем как бы извиниться. Извинения – не мой конек. Мама ставит поднос прямо на кровать, рядом с моими ногами.
- Надеюсь, ты не против, если я посижу с тобой пока ты будешь есть? - спрашивает она.
Мама хочет проконтролировать все ли я съем и съем ли вообще. По-прежнему мне не доверяет. Ну, а чего я ожидала? Хоть меня это и раздражает, я соглашаюсь. Не хочу спорить еще и об этом.
- Сиди, если хочешь, - отвечаю я и накалываю вилкой кусочек жареной рыбы с брокколи. - Вы с папой уже поужинали?
- Да, он у себя готовится ко сну, устал на работе, - спокойно отвечает она.
- Так просто? – удивляюсь я. – Обычно вы сначала ссоритесь, и только потом он уходит. Но я в этот раз не слышала никаких криков.
Что я делаю? Я же хотела извиниться. Нужно побольше есть и подольше жевать, иначе снова скажу что-то, о чем буду жалеть.
- Софи, я бы хотела поговорить о том, что произошло сегодня утром, - игнорируя мои колкости, сдержанно произносит мама.
- Хорошо, - отвечаю я, и у меня сразу пропадает аппетит.
Проходит минут пять, прежде чем мама начинает говорить.
- То, что ты сказала, что я бросила тебя и не забочусь о тебе, - ее голос слегка дрожит. – Ты действительно так думаешь?
Я откладываю поднос на тумбочку и принимаю прежнее положение, положив декоративную подушку себе на колени.
- Нет, не думаю. Точнее я так думала раньше, но теперь не думаю. Прости, что сказала так, просто я была на тебя немного обижена.
- Софи, ты же понимаешь, что если бы была хоть какая-нибудь возможность сохранить наши отношения с твоим папой, я бы ею воспользовалась. Я любила твоего папу, но иногда случаются обстоятельства, при которых любовь уходит. И, к сожалению для всех нас, такие обстоятельства возникли у меня и твоего папы.
- Я так не думаю, - разглаживая ткань чехла подушки, отвечаю я. – Если ты любишь человека, этого ничто не изменит.
- Ты еще слишком молода, чтобы понять это, - вздыхает она. – С возрастом на многое начинаешь смотреть иначе.
- Возраст тут ни при чем. Значит, ты любила его не по-настоящему.
- Любовь - такое чувство, которое нуждается в постоянной подпитке. Нельзя любить вечно кого-то, кто эту любовь не поощряет или принимает без отдачи, - поучающе произносит мама. - У твоего папы я всегда была на втором месте, он не подпитывал мою любовь, не давал мне возможность самовыражения. Я ведь всегда хотела быть художницей, он прекрасно об этом знал. Но я не пошла после школы в художественный вуз, я вышла за него замуж, родила Ваню, и он посчитал, что мои мечты должны измениться, что я должна быть полностью поглощена семьей, пока он будет строить свою карьеру. Потом родилась ты, начались эти постоянные переезды. Как ни старалась, я не могла почувствовать ощущение дома, почувствовать, что я на своем месте. Я безумно люблю вас с Ваней, вы самое лучшее, что со мной случилось, и я ни за что бы от вас не отказалась. Но и от своей мечты я не должна отказываться. Этой простой вещи никак не мог понять Андрей, он считал мои мечты – капризами, прихотью, считал все мои переживания надуманными, он перестал быть моим союзником в жизни. Это очень грустно и обидно, но лучше признать все как есть, отпустить и двигаться дальше, чем продолжать страдать и оттягивать неизбежное, тратя на это драгоценные годы. Я решила двигаться дальше без него. Но к вам это не имеет никакого отношения, Софи. С тобой и Ванечкой я связана на всю жизнь и никогда вас не отпущу.
- Я понимаю, мам, честно. Тебе было трудно и все такое. Я даже могу принять ваш развод, как неизбежность, - с тяжелым сердцем произношу я. - Но зачем было переезжать в Лондон? Ты могла бы остаться в Калининграде. Нам бы с Ваней не пришлось ограничиваться лишь одним родителем.
- Да, могла бы, но не осталась, - кривит губы она. – Мне сделали предложение, от которого я не смогла отказаться, как бы банально это не звучало. Учиться и работать в Лондоне не каждый день предлагают, знаешь ли. И тогда я думала, что это мой единственный шанс осуществить свою давнюю мечту. Мне казалось, если я не поеду, то никогда не стану художницей. Возможно, сыграл страх, возможно, это мое шестое чувство, но я поехала и вот посмотри - теперь я известная и признанная писательница картин, - гордо выпрямляется она.
 Я молчу. Перевариваю ее слова.
- Софи, мой отъезд никак не связан с тобой. Я очень хотела, чтобы ты поехала со мной, но ты предпочла остаться здесь, со своим отцом.
- Конечно, это ведь мой дом, - защищаюсь я.
- Я не осуждаю тебя, просто указываю на факты, - слегка пожимает мою руку мама. – Я так много пропустила в твоей жизни, прости меня.
- Не так уж и много, - вру я.
Конечно, она пропустила многое, но я сама выбрала с кем остаться после развода родителей. Возможно, мне стоит поразмыслить и над своим эгоизмом на досуге.
- И прости, что кажусь тебе поверхностной и привожу все эти вещи в вашу квартиру, но мне действительно кажется, что вам с  ними будет намного уютнее. У нас дома они тоже есть, - слегка улыбается она.
- А ты извини меня за то, что не принимаю все эти вещи, - отвечаю виноватой улыбкой ей я.
- Ничего. Это не страшно.
- И я не считаю тебя плохой матерью, - добавляю быстро я. - Хочу, чтобы ты это знала.
- Спасибо, дорогая. Для меня это очень важно.
- Просто иногда ты ведешь себя хуже некуда, особенно сегодня утром.
- Если ты имеешь в виду этого мальчика, то я тебе уже все сказала. Я не хочу, чтобы ты находилась в его обществе.
Я резко одергиваю руку и снова обнимаю подушку.
- Вот об этом я и говорю. Это твое желание, а не мое.
- Софи, мы с твоим папой сошлись в этом вопросе, тебе следует держаться от него подальше. Хоть ты и не признаешься в этом, я уверена, что твое состояние – это его рук дело. Да, он приходил тебя навещать, и пока ты поправлялась, мы с папой проявляли лояльность, но теперь все будет по-другому. Он должен это усвоить и держать дистанцию. А ты не должна его поощрять и вестись у него на поводу.
- Нет, ну это уже слишком! Складывается ощущение, что все хотят нас разлучить! – зарываясь в своих волосах, произношу я. – И как я могу спокойно к этому относиться, когда за меня кто-то решает, что делать и что не делать? Единственное чего я хочу – это, чтобы он был рядом. Пытаясь лишить меня этого, вы делаете только хуже. Я осознаю, что вела себя глупо и что должна была справиться с навалившимися на меня проблемами, но не справилась. Да, я виновата и я уже понесла за это наказание. Ты не представляешь, как мне было плохо! Но теперь, теперь все нормализовалось и я в порядке, и все что мне нужно, чтобы вы с папой не лезли в мои с Виком отношения, пожалуйста!
            Я смотрю на маму и вижу, что мои слова не произвели на нее должного впечатления. Она ничего не говорит, кажется, обдумывает возможные варианты. Наверно, мне не стоит ее торопить с ответной реакцией, но я не могу ждать так долго. Это невыносимо. Так или иначе, я своего мнения не изменю, как бы она не решила.
            - Пожалуйста, мам.
            - Софи, я хочу доверять тебе. Но я так много пропускаю в твоей жизни, что боюсь снова сделать что-то неправильно, - признается она, поднимая на меня свои уставшие глаза. – Если этот парень снова навредит тебе, это уже будет моя вина.
- Снова одно и то же, - выдыхаю я, но стараюсь быть не столь резкой как в прошлый раз. – Ты снова думаешь о себе и о том, как будешь чувствовать себя ты, а должна думать в первую очередь обо мне, чего хочу я и что необходимо мне.
            - Нет, это не так, - искренне отрицает она. – Я думаю, как будет лучше для тебя.
            Кажется, она действительно в этом уверена, уж слишком рьяно отрицает свой эгоизм.
        - Мама, пожалуйста, перестань думать о том, что может случиться со мной плохого! Подумай о том, что происходит сейчас, в реальном времени. Я в порядке и буду в порядке и дальше, но мне нужно, чтобы вы с папой не сооружали вокруг меня ненужные стены опеки. Вик – хороший, я люблю его и хочу, чтобы он был рядом, - решаюсь, наконец, признаться ей в своих чувствах. – Мне просто необходимо, чтобы он был рядом! Ну почему никто меня не понимает? Я не представляю свою жизнь без Вика!
          - Ты стала такой взрослой, дочка, - тяжело вздыхая, произносит мама. – Я всегда боялась, что придет тот день, когда ты влюбишься, и какой-нибудь парень поступит с тобой плохо. И вот этот день наступил и ты просишь меня, чтобы я разрешила тебе и дальше с ним общаться. Я, конечно, совру, если скажу, что он совершенно неинтересный молодой человек, лишенный воспитания или каких-то манер. Нет, с виду он вполне приличный и понимающий юноша с очень привлекательной внешностью. И это-то меня и пугает. Пугает, что будучи таким внимательным, воспитанным и хорошим, как ты говоришь, он допустил, чтобы ты оказалась в больнице. Я не доверяю ему, зайчик, - положив свою ладонь поверх моей руки, обеспокоенно произносит она.
         - Ты же понимаешь, что я все равно буду с ним видеться, даже если вы сделаете все возможное, чтобы препятствовать мне, - словно угроза, вылетает из моих уст.
       - Несомненно, - недовольно поджимает губы она. – Ты всегда была уперта в своих решениях, в прочем, как и я.
       - Мама, - начинаю я, предвидя в какое русло сейчас может уйти наш откровенный разговор, но она не дает мне договорить.
         - Как бы то ни было, в этот раз я предоставляю тебе право решать самой, как лучше поступить, и поговорю с твоим папой насчет Вика.
         Такой быстрой победы я не ожидала. От кого-нибудь другого возможно, но не от моей мамы. Радость начинает заполнять мою грудную клетку, я не могу ничего с собой поделать и расплываюсь в дурацкой улыбке.
         - Но ты должна мне пообещать, что будешь думать головой прежде, чем совершать какие-либо действия. И если что-то случится, обязательно мне об этом расскажешь, - ставит условие она. – Обещай мне, Софи.
            - Обещаю, - киваю я и тянусь, чтобы ее обнять.
            Неужели мы разрешили эту проблему? С моих плеч словно сняли большущий мешок с камнями. Мама не ожидала от меня такой реакции и не сразу обнимает меня, но когда обнимает, я чувствую, как много для нее значит это объятие.
            - Доченька, я лишь хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
            - Знаю. Еще раз прости меня за то, что наговорила тебе с утра, - виновато произношу я.
          - Ничего, я все понимаю. Пообещай мне еще одну вещь, - отстранившись, произносит она участливым голосом. – Ты не будешь пропускать сеансы у психотерапевта, которые тебе назначили. Знаю, ты уже говорила, что тебе это не нравится, но мне так будет спокойнее.
            - Ох, - я совсем забыла про ненавистные сеансы психотерапии. – Хорошо, я пройду весь курс, но не обещаю, что разложу перед ним или ней всю свою жизнь.
            - Этого и не нужно, - поглаживает меня по голове она. – Расскажешь то, что посчитаешь нужным. Может, тебе эти беседы понравятся, не настраивай себя враждебно раньше времени.
            - Это вряд ли, - не удержавшись, закатываю глаза я. – Уж что-что, а когда мне лезут в душу, я терпеть не могу.
            - Говоришь, прям как Высоцкий, - улыбается она и качает головой.
            - В смысле? – улыбаюсь я в ответ.
            - Я не люблю себя, когда я трушу, досадно мне, когда невинных бьют, я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в нее плюют, - цитирует она. – Стихи Высоцкого.
            - Красивые стихи, надо будет запомнить, - с восхищением говорю я и думаю над тем, как точно они отражают мои чувства.
После мы еще говорим немного о всяких несущественных вещах, мама рассказывает о некоторых своих планах на следующие полгода, я с интересом слушаю. Мельком она упоминает Ванину хандру и делится беспокойством, что к нему перестали приходить друзья, и он совсем не общается с девушками.  Когда она уезжает к себе в отель, я чувствую небольшую тоску. Я почти забыла, каково это сидеть с ней до ночи и болтать о всяком. Понимаю, что скучаю по нашим разговорам больше, чем предполагала. Возможно, если мы с Виком все-таки поступим в Лондонский вуз, мы с мамой наверстаем  упущенное время.
Захожу проведать папу и застаю его крепко-спящим в своей постели. Последние недели его сильно вымотали, и это полностью моя вина. У него и без меня хлопот хватает на работе, а теперь еще и я подбросила. Знаю, что из-за меня он не поехал в какую-то важную для него командировку и меня это жутко расстраивает, но поделать с этим ничего не могу. Никто мне теперь не доверяет, даже Вик смотрит с какой-то опаской и подбирает слова в разговоре, чтобы не дай бог меня не расстроить. Он даже перестал шутить, а мне так хочется услышать его какое-нибудь язвительное замечание и раскатистый смех. Мне нужно почувствовать, что между нами действительно все, как раньше, его прежнюю уверенность, что все будет хорошо, но я не чувствую этого. И почему-то мне кажется, что он тоже этого не чувствует.
            Я захожу в свою комнату, беру с тумбочки мобильник, сдаюсь и набираю его номер. Надеюсь, он еще не спит. Вик отвечает со второго гудка.
            - Софи? Все в порядке? – отражается в динамике его взволнованный голос.
         - Да, не волнуйся, - почему все считают, что со мной обязательно может что-то случиться? – Я просто хотела услышать твой голос перед сном.
            - Ааа, - выдыхает он. – Я как раз готовился ко сну, когда ты позвонила, думал отправить тебе смс.
            - Пожелать спокойной ночи по телефону намного приятнее, чем прочесть это в смс, - утверждаю я, забираясь под одеяло.
        - Да, пожалуй, ты права, - я чувствую, как он улыбается, находясь за несколько километров от меня. – Просто подумал, что ты уже спишь и не хотел тебя будить. Я сегодня совсем вымотался.
             - Да? А чем ты был занят?
        - Мы с Лексом решили пристрастить Стаса к силовым тренировкам, затем устроили спарринг, в общей сложности провели в тренажерном зале около четырех часов, - устало отвечает он. – Бьюсь об заклад, что Стас завтра не поднимется с постели.
           - Вы – жестокие братья, - смеюсь я, а затем решаю спросить интересующий меня больше всего вопрос. – Вик, мы же завтра увидимся?
            - Да, конечно, - его голос резко меняется, становится более серьезным. – Ты до сих пор сомневаешься…
            - Нет, просто… - запинаюсь я, - забудь.
            - Софи.
          - Я просто хотела уточнить время, - вру я, хотя на самом деле хотела удостовериться точно ли он приедет. – Как насчет 12? Не рано?
           - Нет, 12 - самое то. Ты любишь трюфели? Адита приготовила их для тебя, я думал взять их с собой.
            - Да, я обожаю трюфели! - отвечаю я, хотя ела эти конфеты всего раз пять в жизни и в один из них меня стошнило.
Значит, он действительно собирался ко мне. Понимаю, что веду себя ужасно глупо, но ничего не могу поделать со своими внутренними страхами.
- Отлично, тогда я захвачу как можно больше, - говорит он, а затем более ласковым голосом добавляет. – Я люблю тебя, Софи Мегашина, ты же знаешь?
От этого неожиданного признания у меня захватывает дух.
- Да, и я люблю тебя, Вик Киливский, - стараясь не выдавать своего волнения, произношу я.
- Увидимся завтра, - после продолжительной паузы произносит он. – Приятных тебе снов, цветочек.
- Спасибо. Надеюсь, мне приснишься ты, так как я уже безумно соскучилась по тебе.
- Нужно будет подарить тебе свою фотографию, чтобы я мог быть рядом, пока нахожусь не с тобой, - издевается он, но в его голосе проскальзывает странная горечь.
- Это был бы прекрасный подарок, - соглашаюсь я, с грустью вспоминая, как удалила с телефона месяц назад наши с ним немногочисленные снимки.
- До завтра.
- До завтра.

Комментариев нет:

Отправить комментарий